- Валюша, Валюша, просыпайся! - ласковый и такой родной голос слышался девочке сквозь беспокойный сон. Она чувствовала, как нежная мамина рука бережно поправляет одеяло, и по её телу разливается тепло… Голос становился всё приглушённее, и только что появившиеся черты лица матери быстро ускользают.

Война шла уже который год. Немецкие войска рвались к Каспию, и на их пути оказалась станица Новоалексеевка в Краснодарском крае. Станичникам пришлось с этим жить: терпеть, особо не высовываться и кормить оккупантов.

Январь. Конец послевоенных сороковых. Рынок небольшого сибирского городка. Холодный ветер с реки не даёт расслабиться ни торговкам, ни покупателям: одни ёжатся, притопывают ногами, снимая рукавицы, дуют на окоченелые руки; другие бодро идут вдоль рядов, деловито поглядывая на товар, спрашивают, спорят, стараясь сбить цену… Мороз, гул голосов, скрип снега...

Война закончилась не так уж и давно. Ветераны на наших улицах были совсем не редкостью. Они ходили среди нас, работали, кому позволяло здоровье, воспитывали молодёжь и усиленно занимались демографической проблемой. Кому позволяло здоровье.

Послевоенное детство – голодное и одинокое. Разрушенная страна встретила своих воинов, семьи восстанавливались, создавались, рождались дети, но это были времена особой экономии и бережливости. Времена одних валенок на семью. Лакомства по особым праздникам и ожидания.

Холодные лучи октябрьского солнца скудно освещали деревянный, ничем не застеленный, стол, за которым склонились четыре детские макушки. Мария, Анна и Фёдор старательно выполняли школьные задания.

Кошка никак не хотела греться на маленькой лежанке за печкой. Она зашипела, стала кусаться и вырвалась. А потом и зайчонок, которого мальчишки поймали в капусте у деда на огороде, прыгал и царапался, но кусаться не научился, тоже не хотел спать.

Плачут ли дяденьки?.. Сначала Лена думала, что, если у папы намокли глаза, он грустный – значит он плачет. Раз дяденька, то только так – скупо, без слёз. Тихо. Открытыми глазами. 

Данилыч был уважаемым в полку человеком. Рассудительный сибирский парень, здоровенный, улыбчивый и не жадный на табачок, он невольно вызывал уважение у сослуживцев.

– Мам, а мам! А когда наш папка придет?

– Придет, обязательно придет. Вон к Зенковым пришел и к нам придет.

(из повести «Война задела всех») 

Летом работы в деревне – взглядом не окинешь, особенно, когда нет рядом крепких молодых рук.

Родился я в послевоенные годы на многострадальной белорусской земле, в крестьянской семье, в деревне Козуличи Могилёвской области. Я был седьмым, последним ребёнком в семье, но выжили только пятеро. Моя мама, Дарья Павловна Габрусь, в девичестве Жавнерович, была колхозницей.

Переступаю порог и попадаю в другой мир. Все в этой маленькой комнате иначе. Старинная мебель: коричневый двухстворчатый шкаф, с длинным выдвижным ящиком внизу под дверцами; железная кровать, утопающая в перине и кружевах; комод, укрытый ажурными салфетками, а на нем в уголке почерневшая икона.

Через призму времени хочется представить себе молодую женщину, готовящуюся стать матерью. Она стоит на берегу реки, глядит в бездонное голубое мирное небо и вслушивается в себя.

Крайний Север. Далекий от большой земли поселок Хэ на южном берегу Обской губы. Тут же – стойбище ненцев – чумы, стада оленей. Русские, ненцы,  зыряне – все привыкли к труду. Благо, много рыбы, ягод, грибов, дичи.

Несколько раз я пыталась начать писать историю своей семьи, но не получалось. Хотя всегда понимала, что она будет начинаться с трагического конца – эта картина жила со мной на протяжении многих лет. История любви, история семьи, история страны – в судьбах.